Н. Анциферов, «Радость

Я был гуманным человеком,
Но был чужому горю рад,
Я рад был искренне калекам.
Убитым — рад был во сто крат...

С войны ни слуха, ни полслуха:
У нас глубокий вражий тыл.
Не жизнь, а та еще житуха!
Как будто шар земной остыл.

И мы «доходим», холодея,
Туда, где вечный мир, покой.
У нас горячая идея,
Реальной пищи — никакой.

А фриц разводит трали-вали,
Танцует танго и фокстрот:
«Россию цап-царап, забрали!»
Вот и кумекай: «Врет? Не врет?»


На это карты отвечали:
Бубновый туз и день и ночь
О нашей думает печали
И обещает нам помочь.
Когда поможет туз — молчали.
Фашисты сами рассказали,
Какие на войне дела,
Сгрузив однажды на вокзале
В бинтах ржавеющих тела.

Замельтешили роем фрицы,
Не подходи за полверсты.
Одним готовят фрицы шприцы,
Другим — метровые кресты.
Ревмя ревут автомобили.
(Их тоже будто бы избили.)
Разгневан темпами погрузки
Полковник (оземь автомат),
Смешно ругается по-русски.
Бессилен даже русский мат.
Неразбериха, суматоха.
Вот «камараду» «камарад»
Толкует, не скрывая вздоха:
«Зер щлехт!» Что значит —
очень плохо.
Или точнее —
«Сталинград».
Кому «зер шлехт», а мне «зер гут»,
Что их как следует стригут.
А я свищу себе игриво:
«Чеши, ребята, в хвост и в гриву
Распронаэтаких людей!»
Быть может, улыбаясь криво,
Заметит кто-то: «Ах, злодей,
Не без кощунственного крена
Здесь философия твоя».

Примерно так отвечу я:
«Прошу простить, какого хрена
Они пришли в мои края?!»
Я был гуманным человеком,
Но был чужому горю рад.
Я рад был искренне калекам,
Убитым — рад был во сто крат.

(Подозреваю, что с того времени, когда выдающийся донецкий поэт Николай Анциферов написал эти строки, отношение к фашистам, приходящим на Донбасс, не изменилось.)